Лампочка до Ильича

31 июля 1887 года в Москве был подписан первый контракт на электрическое освещение частного дома — с этого дня началось становление московской энергетики.

Мифы о первой «лампочке Ильича» появились в советское время. Электричество пришло в Россию довольно поздно по сравнению с европейскими странами, однако к революции была создана солидная база для всеобщей электрификации страны, которую большевики назвали планом ГОЭЛРО.

Первые электрические огни москвичи увидели на коронации императора Александра II: в 1856 году праздничные «электрические солнца» были установлены на башнях Кремля и на фасаде Екатерининского дворца в Лефортово. Началом электрификации России считается освещение Литейного моста в Петербурге в 1879 году. В следующем году был создан электротехнический отдел Русского технического общества для апробации и внедрения электричества прежде всего в городском освещении. В 1880 году Московская городская дума решила установить экспериментальные электрические фонари около храма Христа Спасителя, чтобы опробовать иллюминацию перед его освящением. Торжество собирались провести в 1881 году, приурочив к 25-летней годовщине восшествия на престол Александра Освободителя, но роковой взрыв у Екатерининского канала 1 марта 1881 года заставил отложить московский праздник. Для «электрификации» коронации Александра III уже пригласили немецкого предпринимателя Карла Сименса.

Россия была давно знакома с фирмой «Сименс и Гальске». Ее основатель Вернер Сименс, старший брат Карла, занимался устройством телеграфной связи при Николае I. Карл Сименс тоже был известен Москве с 1880 года, когда он электрифицировал выставку картин Айвазовского. Коронация Александра III и приуроченное к ней освящение храма Христа Спасителя стали его триумфом — это была первая в истории Москвы городская электрическая иллюминация. На Софийской набережной построили маленькую электростанцию, от которой протянули к Кремлю провода, а колокольню Ивана Великого с Успенской звонницей увешали 3,5 тысячами лампочкек. Башни и стены Кремля были озарены «большими и малыми солнцами», а гирлянды цветных фонариков украсили аллеи Александровского сада. Храм Христа Спасителя засверкал огнями, что произвело колоссальное впечатление и на москвичей, и на власть. Иллюминация имела не только праздничный, но и рекламный характер. К тому времени стало понятно, что городская электрификация требует опытного исполнителя.

После коронации Александр III поручил Сименсу осветить Невский проспект, а чуть позже — электрифицировать Зимний дворец. Успех был столь велик, что в 1886 году Сименсу дозволили создать акционерное «Общество электрического освещения», известное как «Общество-86». Фактически это было русским отделением фирмы Сименс и Гальске. Оттого Сименс написал устав Общества как филиала немецкой фирмы с правом работы в России. Однако император пожелал, чтобы «Общество» было сугубо русским предприятием, и Сименс немедленно переработал устав в соответствии с законами Российской империи, который император утвердил в июле 1886 года. Обществу дозволялось производить электроэнергию и реализовывать ее. Итак, это была русская фирма. Сам Карл Сименс был женат на русской, принял русское подданство, получил звание купца первой гильдии, затем дворянство, и стал любимым поставщиком русского правительства.

Взоры «Общества-86» немедленно устремились на Москву — крупнейший торговый и промышленный центр России представлялся благодатной нивой для внедрения электричества. Первый московский контракт Общество подписало в июле 1887 года с владелицей Постниковского пассажа на Тверской (ныне театр им. Ермоловой). Электростанции в Москве еще не было, и для заказчицы установили местную локомобильную станцию. Предприимчивая владелица убила двух зайцев — помимо удобства и красоты у нее резко подскочили продажи, так как публика валом повалила в пассаж поглядеть на новинку, а заодно и отовариться. Так началась история московской электрификации. Очень скоро стало ясно, что Москве нужна собственная электростанция, ибо от желающих обзавестись полезной новинкой не было отбою.

Москва в электрическом деле отличалась от Петербурга. В Северной столице первые электростанции были расположены на закрепленных баржах на Мойке и Фонтанке, где было обеспечено дешевое и доступное водоснабжение для их работы. Москва такой возможности не имела. Петербургские каналы заменяла сеть московских радиальных улиц и переулков. Однако это не только затрудняло обеспечение электростанции водой и топливом, но и повышало стоимость земельного участка. Из всех потенциальных мест оказался удобен Георгиевский переулок, находившийся в самом центре. Его расположение обеспечивало свободную прокладку кабелей на довольно большое по тем меркам расстояние. В феврале 1888 года «Общество-86» приступило к работам. По легенде, для здания первой городской электростанции Москвы были перестроены старые кельи Георгиевского монастыря, оставившего имя переулку. На самом деле было построено самостоятельное здание, стилизованное под XVII век под влиянием исторической атмосферы Георгиевского переулка, где еще сохранялись древние церкви, боярские палаты Троекуровых и Голицыных. Архитектором стал Владимир Дмитриевич Шер, «мастер одного творения», ибо он умер вскоре после постройки электростанции. Ныне это здание известно как Малый Манеж.

В декабре 1888 года Георгиевская электростанция дала первый ток. За счет своего расположения станция обслуживала частных абонентов. Плюс освещение центра города, где обитали основные потребители ее электроэнергии — гостиницы, деловые центры, пассажи, театры, зажиточные домовладельцы. Поскольку станция вырабатывала постоянный ток, радиус ее действия охватывал всего полторы версты. К тому же городская дума заставила Общество устроить на Георгиевской станции выработку постоянного, а не более прогрессивного переменного тока, так как постоянный представлялся наиболее безопасным, а москвичи, жившие по соседству с электростанцией, очень боялись шума и вибрации. Однако потребление электроэнергии возрастало, страх постепенно проходил, спрос на электричество явно превышал предложение, а поскольку постоянный ток ограничивал длину кабелей, приходилось устанавливать локальные станции для крупных объектов, муниципальных и частных: Городскую, которая освещала площадь храма Христа Спасителя и Каменный мост, Университетскую, Императорских театров, Дворцовую для освещения Кремля, и электростанции Ярославского и Брестского вокзалов. Собственные электростанции были у «Метрополя» и «Националя», у Верхних торговых рядов и Сандуновских бань. Это, кстати, были первые в Москве бани, не только вырабатывавшие пар на электричестве, без копоти, но и имевшие освещенные залы. Сколько зависти вызвали эти банные огни у конкурентов!

Электричество совершило в Москве революцию. Одними из первых электрическую эстафету подхватили владельцы магазинов: иметь электрическое освещение в торговом заведении стало верхом моды. Тогда как на Западе торговцы жаловались, что электрический свет придает дурной вид их товарам, московские витрины и вывески превратились в настоящие световые рекламы. А чем богаче витрина, тем авторитетнее владелец и престижней заведение — это было законом московской торговли. Гордо переливался огнями Елисеевский, сверкал Петровский пассаж, а «Мюр и Мерилиз» предложил клиентам покататься на скоростных электрических лифтах, что стало любимым развлечением маленьких сестер Цветаевых. Новинку переняли престижные московские рестораны, как «Яр» в Петровском парке. В конце XIX века состоятельная публика заимела обычай встречать Новый год в ресторанах. И там быстро появились новогодние елки, убранные электрическими гирляндами. Правда, случались курьезы в духе рассказов Зощенко: развеселившиеся гости, кинувшись к елке за подарками, втихую вывинчивали и разноцветные лампочки.

Город оценил достоинства электричества. В 1895 году Московская дума заключила с «Обществом-86» договор, по которому оно обязалось в числе прочего освещать электричеством улицы — электрические фонари давали более яркий свет, чем газовые. Первой полностью «иллюминированной» улицей стала Тверская: ее фонари зажглись в 1896 году на коронации Николая II.

Московский триумф «Общества-86» был столь велик, что ему вновь поручили праздничную иллюминацию центра Москвы к коронационным торжествам. Это было признанием, но скандал все же случился — мощности Георгиевской станции для этого не хватило, и Вера Фирсанова, владелица Сандуновских бань, любезно предоставила свою банную электростанцию для празднования коронации. Отцы города всполошились. Стало очевидно, что надо срочно строить более мощную электростанцию, ибо Георгиевская уже не могла обеспечить и промышленные нужды. В 1897 году Общество приступило к созданию центральной электростанции на Раушской набережной в Замоскворечье, вырабатывавшей переменный ток с передачей на большие расстояния. По замыслу архитектора Жолтовского, ее здание напоминало плывущий корабль с дымящимися трубами. На торжественный обед в «Славянский базар» по поводу открытия электростанции были приглашены высокопоставленные государственные лица, от которых зависела электрификация Москвы.

Электричество позволило запустить первый трамвай, как ни противились тому владельцы конной железной дороги, и сделало возможным устроить в Москве метро. Первый проект инженер П.Балинский подал еще в 1902 году, но ему воспротивились, ибо он предлагал провести надземные эстакады, портившие вид города. В 1912 году Городская дума приняла проект инженера Кнорре с подземными линиями, но его осуществление остановила I Мировая война. Огромный интерес представляла электрификация железных дорог. В том же 1912 году было создано общество для создания экспериментального, оснащенного электричеством участка Москва — Сергиев Посад. Выбор понятен — пассажирский поток на дороге в Лавру был всегда обеспечен.

Главное же, после строительства Раушской станции электричество совершило новый, собственный промышленный переворот, когда фабриканты поняли преимущества электрического двигателя перед паровым. Дневная электроэнергия по тарифам была значительно дешевле ночного потребления, а тариф для технических нужд был в два раза ниже, чем для бытовых потребностей. Это стало основой для массовой электрификации русской промышленности. Фабрики вырастали около Раушской электростанции, как грибы, оттого их было так много в Замоскворечье. Переход на электричество крупных предприятий нередко сопровождался их общим переустройством и модернизацией. Миллионер Гукасов стал учредителем московского завода «Динамо» с полностью электрифицированным производством. В 1904 году Савва Морозов пригласил инженера Леонида Красина для электрификации Никольской мануфактуры в Орехово-Зуеве. Появились собственные заводы электротехнического оборудования. И тем не менее отставание России в промышленной электрификации от Европы было признанным явлением. Причинами тому называют сравнительно поздний выход на путь капиталистического развития, трудный климат и бюрократию.

Очень полюбили электричество московские театры. Первым этим новшеством обзавелся скромный театр Корша в Богословском переулке близ Петровки, выстроенный на меценатский капитал Бахрушиных. Зрительный зал, сцена, фойе и артистические уборные были освещены электричеством, тогда как императорские Большой и Малый театры еще сидели на газе. Однако актерами пришлось осваивать принципиально новый грим. Благодаря электричеству появились первые московские синематографы — они поначалу так и назывались «электро-театрами». Самый ранний электротеатр «Художественный» был основан на Арбатской площади в 1909 году. Неоценимую помощь электричество оказало больницам. Когда строили университетский клинический городок на Девичьем поле — самый передовой в Европе — электричество провели и в операционные, что позволяло проводить срочные и сложные ночные операции. Даже церкви переходили на электричество. Впервые его применили для освещения богослужения в Троицком храме в Серебряниках близ Котельнической площади: в паникадилах вместо свечей были ввинчены маленькие электрические лампочки. Это было невероятным, неслыханным новшеством.

Москвичи, глядя на это световое великолепие, мечтали иметь его и у себя дома, хотя скаредные обыватели и газовые-то фонари считали «признаком умственного повреждения», вполне довольствуясь керосиновыми. Но таких было меньше, чем желающих завести себе маленькое электрическое солнце или звезду под потолком. После того, как были продемонстрированы возможности электричества на коронации Александра III, состоятельные москвичи завалили генерал-губернатора прошениями об устройстве электрического освещения в их домах. В 1895 году Московская дума заключила договор с «Обществом-86», чтобы любой москвич мог иметь на квартире электричество по 50 копеек за киловатт-час. Это была самая высокая цена в Европе, хотя Общество, поощряя потребление электроэнергии, предлагало различные тарифы и скидки, но требовало точной, как часы, ежемесячной оплаты счетов. Если абонент задерживал оплату на месяц, Общество имело право прекратить подачу электроэнергии в его дом и взыскать с него деньги по суду.

Оттого хоть электричество в доме и стало вожделенной мечтой москвичей с «передовыми взглядами», но долгое время оставалось привилегией элиты. Домом, особенно богатым на электрические первенства, стал особняк текстильного фабриканта С.П.Берга в Денежном переулке, 5, построенный в 1897 году — там появился и первый электрический дверной звонок. Считают, что именно в этом особняке был дан первый в Москве «электрический» бал. В то время электричество стало необходимым элементом на придворных балах, так что светская публика должна была следовать этикету. В этом арбатском доме гостьи впервые лицезрели себя в зеркалах и друг друга при свете электрических ламп, что оказалось для них весьма неприятным сюрпризом. Ведь еще английские дамы жаловались, что электрический свет придает «мертвенность лица» и осложняет выбор одежды для светских раутов. Вторая легенда гласит, что бал с электричеством дали в другом московском доме еще в середине 1880-х годов, и что хозяйке был заранее уготован триумф. Ее загримировали соответственно последнему достижению цивилизации, а гостьи еще рядились и красились применительно к своим газовым рожкам. Так что в танцевальном зале, залитом ярким белым светом, они выглядели «скверно раскрашенными куклами», с нелепо сверкавшими бриллиантами, зато хозяйка бала была великолепна, как истинная королева.

Истинный курьез случился в доме миллионерши Веры Хлудовой на Пречистенке, 10, еще до строительства городских электростанций. Хозяйка задумав поразить гостей, решила полностью осветить свой дом электричеством и дать роскошный бал, на который пригласила московского генерал-губернатора В.А.Долгорукова. Устройство освещения она поручила инженеру Гантерту, который работал на ее фабрике. Тот, как сердце чувствовало, отказался, но Хлудова пригрозила ему увольнением, и Гантерт достал подержанный «локомобиль». Когда восторженная хозяйка бродила по комнатам, предвкушая впечатление гостей, рабочий сообщил, что локомобиль «парит» и лучше бы оставить его для освещения только парадных комнат, но она отмахнулась. Пока гости собирались, электричество в залах стало потихоньку помигивать. Наконец, вечером прибыл сам губернатор, и все вышли встречать его: как только он вступил на лестницу, локомобиль окончательно сломался, и свет погас. В довершении ко всему в кромешной тьме хозяйка грохнулась в обморок. Ужас крылся в том, что не догадались запастись свечами, а лавки уже были закрыты. Пришлось спешно позаимствовать свечи у соседей. Несчастный Гантерт был уволен. Зато пречистенский особняк вошел в историю как первый частный дом, где впервые появилось домашнее электрическое освещение.

В эпоху блистательного модерна все богатые домовладельцы проводили электричество в особняки, и оно нуждалось в декоративной отделке, что составляло задачу архитектора — вспомним шехтелевский плафон «Медуза» в особняке Рябушинского. Электричество особенно пригрелось в престижных доходных домах, которым хозяева приманивали состоятельных жильцов. Именно в доходном доме на Рождественском бульваре, 17, был пущен первый в Москве электрический лифт.

Убежденные противники электричества уверяли, что оно «вредно» или развратно, как предмет особой роскоши. В их числе был Лев Толстой. Он намеренно не провел электричество в свой дом в Хамовниках (не говоря уже о Ясной Поляне), ибо считал электричество одним из благ цивилизации, которое не нужно рабочему человеку. Зато у электричества были оригинальные поклонники. Парфюмер Генрих Брокар, основатель фабрики «Новая заря», посвятил ему сорт мыла, названный «Электрическим». На электричество возлагали не только коммерческие, но и «цивилизационные» надежды. Инженер Роберт Классон, составивший эпоху в истории дореволюционной русской электрификации, утверждал, что стоит провести электричество в русскую избу, как мужик начнет умываться с мылом и сменит лапти на сапоги.

Роберта Классона «Общество-86» пригласило заведовать московским электричеством в год открытия Раушской станции. Первые городские станции работали на очень дорогой нефти, а он предложил использовать в качестве топлива местный болотный торф, коим изобиловало Подмосковье — по легенде, его бесценные залежи Классон обнаружил на охоте близ города Богородска (ныне Ногинск). Идея электростанции на торфе грозила революцией электрификации. Классон сумел привлечь крупные иностранные инвестиции и уговорить местных помещиков разрешить провести линии по их владениям, для чего его помощнику Г.И.Кржижановскому пришлось распить с ними сотню бутылок коньяка. Для строительства и эксплуатации Богородской станции было учреждено акционерное общество «Электропередача», а сам Классон изобрел метод механизированной гидравлической добычи торфа. В 1915 году Богородскую электростанцию объединили с «Раушской». Это и было созданием единой Московской энергетической системы, которая досталось в наследство советской власти и ее плану ГОЭЛРО. Только за один месяц экономия достигала в Москве 88 тысяч пудов нефти, а сложившаяся московская энергосистема обеспечивала 20% всей потребности Москвы в электричестве. Кроме того создавалась возможность электрификации России за счет районных электростанций на местном топливе, а следовательно, проведение полной электрификации русской промышленности.

Определенную почву для реализации плана ГОЭЛРО подготовила дореволюционная Россия, фактически национализировав сименсовские предприятия во время I Мировой войны. Статус Сименса вызывал у отечественных промышленников желание подорвать его фактическую монополию, московским властям вменяли в вину, что они допустили создание у себя монстра-монополиста, да еще и в области электричества. В 1914 году Московская городская дума постановила ходатайствовать перед правительством о прекращении деятельности «Общества-86» и о передаче его предприятий в муниципальную собственность. Такую политику определил Высочайший указ от 28 июля 1914 года о прекращении деятельности на территории России подданных неприятельских государств. На фоне погромов и антинемецких настроений у многих явился искус конфисковать лакомые сименсовские предприятия в казну, чтобы затем выкупить их за малую цену или получить в управление. И само «Общество-86» спровоцировало конфликт: в начале войны правление перевело часть акций своих российских предприятий за границу. Его противники и конкуренты сначала указывали на немецкую принадлежность директоров и членов правления Общества, а затем напирали на факт, что руководство Общества выполняет указания из Германии, несамостоятельно в своих решениях, а следовательно — фиктивно русское, то есть имеет лишь высочайше утвержденный устав, а по существу оно — германское.

На совещании Министерства юстиции раздавались и речи в защиту Сименса. Его сторонники указывали на неприкосновенность частной собственности, которую нельзя трогать в угоду революционерам, на дворянство, пожалованное Сименсу императором, на опасность отторжения иностранного капитала от России, а также на угрозу резкого повышения цен на электричество в случае перехода этих предприятий в муниципальное ведение. Они предлагали ограничиться введением на русских предприятиях Сименса временного государственного управления. К тому же «Общество-86» действовало на основании русского устава, и не имелось законодательных мер для принятия санкций против него. Главное, у казны не было средств для выкупа этих предприятий. Постановили устроить там особое правление из надежных, пользующихся доверием власти людей, но противники Сименса настаивали на полной смене акционеров и покупкой государством контрольного пакета акций. Это и было в итоге реализовано. Энергетика оказалась полностью в руках государства. Революция лишь закрепила сложившееся положение декретом СНК о национализации «Общества электрического освещения 1886 года», подписанного Лениным в декабре 1917 года.

Что касается истории происхождения плана ГОЭЛРО, то на этот вопрос нет единого взгляда. Создание энергетической базы до революции очевидно. Не только столицы имели собственные электростанции, их сеть раскинулась по всей России, до Владивостока и Читы. И электричество имело не только широкую сферу применения, как освещение частных домов, улиц и городского транспорта. За счет повсеместной электрификации промышленности создавались предпосылки для перехода к более крупным территориальным электростанциям, этот процесс подорвала только война.

По одной версии, план ГОЭЛРО был списан с дореволюционного плана электрификации России, разработанного профессором Кленинсборгом для «Общества-86». Этот проект предусматривал строительство крупных гидроэлектростанций с участием государственного и частного капитала, и повсеместную, всеобщую электрификацию промышленности. Таким образом, ряд ученых полагает, что план ГОЭЛРО не был самостоятельным порождением революции. С другой стороны, мифы о создании электричества «с нуля» тоже появились в советское время. Составители плана ГОЭЛРО были давно знакомы с отечественной электрификацией. Всем нам памятен эпизод, так мастерски описанный в финале эпопеи «Хождение по мукам», как для демонстрации плана ГОЭЛРО в Большом театре пришлось выключить все освещение Кремля кроме ленинской зеленой лампы в 14 свечей. Это ведь объяснялось не отсутствием в дореволюционной России развитого электричества, а его полной разрухой после революции и гражданской войны. Другое дело, что тогда пришлось не только поднимать разрушенное, но и строить новое. Это создание новых мощных электростанций сделало план ГОЭЛРО преемником и продолжателем, но не основоположником электрификации России.